Сын гродненского диакона Андрей Авсиевич провел за решеткой более трех лет. «Наша Ніва» рассказывает его историю.
«Один из сотрудников показал мне мой комментарий насчет дочери одного минского генерала, которая тогда училась в Польше»
Андрей из многодетной (пятеро детей) семьи верующих. Его отец — протодиакон Иван Авсиевич — много лет служил в Гродненском кафедральном соборе, а потом его перевели в меньший приход в Гродно, ближе к дому. В начале 2020 года отец перенес инсульт и оказался в инвалидной коляске, что поставило крест на возможности служить.
30-летний парень — православный верующий, но повторять путь отца не хотел: видел, насколько это тяжело. В середине 2010-х Андрей отслужил в армии, но работы в Гродно не нашел — пришлось ехать в Словакию на стройку. Затем он работал водителем на мясокомбинате в Гродно, но уволился и оттуда из-за несогласия с условиями работы и низкой зарплатой.
После мясокомбината Андрей официально устроился опекуном отца с инвалидностью, получал за это около 200 рублей от государства. В течение нескольких месяцев после выборов 2020 года парень участвовал в протестах. Однажды его задержали — оказалось, что перепутали с другим протестующим.
Но позже заинтересовались и самим Андреем. В начале мая 2021 года парня вызвали в РУВД на разговор — якобы для того, чтобы он 9 мая не подумал участвовать «в каких-либо акциях». По пути в РУВД его задержали. Одновременно дома провели обыск на глазах у больного отца.
Официально парень попал под внимание, потому что оставил комментарий, который якобы оскорбил участкового. Ему меняли статьи и в итоге остановились на статье 130 УК (Разжигание вражды).
Но сам парень видит причину в другом:
«Когда я был в ГУБОПиКе, один из сотрудников показал мне мой комментарий насчет дочери одного минского генерала, которая тогда училась в Польше. Я там написал, чтобы ее лишили визы. И губопиковец сказал: мол, если бы не этот комментарий, мы бы тебя даже не искали. Просто написал тот комментарий и забыл о нем. Потом хотел найти ту дочь генерала, но не смог».
Результатом стал приговор — три с половиной года заключения.
Не разочаровался ли он в церкви за время в колонии?
В феврале 2022 года парень оказался в могилевской колонии. Он вспоминает, как работал «на лучине»: маленькие деревянные палочки нужно было собирать в пакетики, затем за этими пакетиками приезжала фура и отвозила их на производство.
Андрей посещал церковь в колонии. Говорит, что людям за решеткой вообще часто становится интересна религия, но там это имеет свои особенности:
«Наверное, пытаются загладить вину, найти себе прощение, оправдать, почему там находятся. Многие любят говорить: мол, я попал сюда, и, возможно, это меня уберегло, потому что на свободе меня бы или зарезали, или я умер бы от передоза. Некоторые уходят в религию так сильно, что аж голова кружится. Читают Библию, заучивают ее части наизусть и всем рассказывают и навязывают, как и что нужно делать, хотя не очень понимают, что они прочитали».
Андрей описывает священника в колонии как человека, который никак не влияет на положение людей за решеткой. А что, если такому священнику придется взаимодействовать с тюремными порядками — например, первым в очередь на причастие встанет человек «низкого статуса», а уже за ним остальные заключенные? Парень уверен, что священник точно не будет решать этот вопрос, этим займутся сами заключенные.
У христианства много идеалов в отношении того, как относиться к заключенным. Андрей признается — чувствовал себя некомфортно из-за того, как это работает на самом деле:
«Не очень нормально, когда некоторые священники и иерархи закрывают на это глаза. Они игнорируют то, что на самом деле происходит, некоторые вообще переходят на сторону зла. Но многие там на нашей стороне, все понимают и поддерживают.
Духовенство, приезжающее в колонию, имеет задачу просто там служить. Они могут освятить продукты, принять исповедь или причастить — и все. Они особо не влияют на зону».
Пережитое, однако, не изменило его отношения к церкви. Андрей рассуждает, что, если какие-то структуры и представляют православие в Беларуси, это не значит, что они несут ответственность за поведение всех верующих.
По мнению парня, представители религии могли бы заняться воспитанием настоящих преступников за решеткой, учить их, что такое добро и зло.
А что такие люди могли бы сделать для политзаключенных, которых воспитывать не нужно?
«В идеале — сделать так, чтобы они там не находились, отстаивать позицию добра, справедливости и честности, и не только в колониях, но и везде. Конечно, у меня по этому поводу непонимание. Формально ты говоришь, что поддерживаешь все эти идеалы, а на самом деле не то что им не способствуешь, а делаешь противоположные этим идеалам вещи».
«Я сам все делал правильно»
В воспоминаниях Андрея колония — это, по сути, концлагерь: по пути на промзону не хватает только надписи на воротах «Труд освобождает», как в нацистских лагерях. Парень говорит, что у многих сотрудников тюремной системы простая цель — зарабатывать деньги и как-то развлекаться.
А как «развлекаться», когда у тебя есть власть над людьми? Можешь кого-то подставить, отправить в ШИЗО или в крытую тюрьму. Андрей вспоминает и избиения заключенных, характерные для могилевской колонии.
«Некоторые заключенные говорят: мол, если бы мы знали законы, мы бы могли им (сотрудникам. — Прим. „Наша Ніва“) что-то противопоставить. Но ничего бы ты не смог, они бы просто связали тебя и избили, и никакой закон тебе не помог бы», — отмечает бывший политзаключенный.
После освобождения Андрей сделал польскую визу (на это ушло несколько месяцев) и уехал из Беларуси. Не видел смысла оставаться, тем более что он, сын гродненского протодиакона, находится в списке «террористов», а значит, серьезно ограничен — без специальных разрешений он не мог, например, оформить банковскую карту или купить сим-карту.
Да и Беларусь уже была не той, что во время его задержания. Кроме изменений в атмосфере, парень сделал еще одно интересное наблюдение:
«Видно, что по сравнению с 2020–2021 годами наши города приходят в упадок. Когда едешь по ним, замечаешь, что мусора стало больше, дома обшарпанные — денег на все не хватает».
В ноябре 2024 года он оказался в Польше. Сейчас хочет учиться 3D-моделированию — еще до задержания Андрей пробовал освоить соответствующие программы.
Парень говорит, что принял свой опыт заключения:
«Конечно, мне не очень приятны те, кто все это устроил, кто захватил власть. Но если и злиться, то только на них, больше мне некого винить. Я сам все делал правильно, я попал в тюрьму не потому, что совершал что-то незаконное или страшное, меня посадили другие люди. Это их проблема, а не моя».
BYSOL открыл сбор, чтобы помочь Андрею обустроиться за границей и начать работать, — помочь можно здесь.